Андрею Горелову Круг Михаил

Я убежден, стояла тухлая вода. И зимы с летами ни разу не менялись.
Шесть лет промчались, как шальные поезда, с тех пор, как мы с Андрюхой утречком
расстались.
Как время мчалось на вальсующих конях, и грудь росла у пионерки Иры.
Всё изменилось дома без меня, дезодорантом пшикают в сортиры…
К груди, к спине прилип конвой — не отдерёшь, и дед сидел довольный, сволочь,
и ехидный,
Четыре года натянули за грабёж, «Козлы», — сказал им, буду там, так не обидно.
Так не обидно, что заделал на глушняк, ерша пронзил и тихо испарился.
И за меня обиду снял не просто так, а за ерша, который откозлился.
И были сны, чифир, водяра, но без баб, хотя там, в общем-то, на зоне не без
женщин.
А как откинулся — припал к груди, ослаб. За все четыре отвалил, ничуть не
меньше.
Как сдунет ветер с полок стлевшие дела, с преступным миром не покончите вовеки.
Пока милиция шныряет по углам, а из подростков во дворах куются зэки.
Я убеждён, стояла тухлая вода. И зимы с летами ни разу не менялись.
Но сколько утекло с тех пор воды тогда, и сколько зим и сколько лет мы не
встречались.